★★★★★
G.Rossini, "Mosè in Egitto"
Либретто на итальянском языке, Андреа Леоне Тоттола по мотивам
библейской книги Исход и трагедии "Осирид" Франческо Рингьери (1760)
Первая постановка: 1818, Неаполь
Продолжительность: 2ч 30м
Джон Мартин, "Седьмая казнь", 1823 Wikimedia Сommons / Public Domain |
Самая известная музыкальная версия истории десяти казней египетских и исхода евреев из Египта
Такой глубины и серьезности от Россини никто не ожидал, и недаром
премьера "Моисея" так потрясла разборчивую парижскую публику, включая и
крупнейшего мастера церковной музыки того времени, Луиджи Керубини.
Впрочем, это была премьера не самой оперы, а новой ее редакции, в
которой Россини убрал из финала совсем уж прямолинейные нагнетания
страстей (с испепелением фараонова сына Аменофиса и приступами
безумия Анаи), зато добавил балетный акт — скучный, слабо связанный
с общим действием и выглядящий скорее уступкой парижским вкусам. В
первый же раз опера была поставлена в 1818, во время пасхи, когда
постановки на светские сюжеты были запрещены, что и дало либреттисту
повод замахнуться на сюжет подобного масштаба. Либреттиста звали
Андреа Леоне Тоттола, и был он одним из немногих нестандартно
мыслящих итальянских либреттистов того времени, о чем можно судить и
по другим текстам этого автора — либретто к "Эрмионе" и "Зельмире"
Россини, а также "Последнему дню Помпеи" Пачини. За такие заслуги
Тоттоле можно простить даже и пресловутую сцену испепеления
Аменофиса, тем более что именно Тоттола, кажется, впервые выработал
схему "героико-патриотической" оперы, впоследствии
перекочевавшую в вердиевский "Набукко" и пришедшуюся так кстати для
выражения недовольства постнаполеоновской реакцией. Ну а что не
удалось Тоттоле, исправили французские либреттисты под руководством
самого Россини, окончательно превратив сюжет оперы в нечто
осмысленное и разительно отличающееся от заполнившей оперные театры
того времени чепухи.
И все-таки, Россини есть Россини, и потому опера получилось, пожалуй, слишком светлой — неоправданно светлой для избранного сюжета. Проблема усугубляется хроническим для Россини недостатком ярких конфликтов, отсутствием истинного антагониста, ибо колеблющийся фараон кажется скорее жертвой обстоятельств, а верховный жрец — лишь эпизодический персонаж без серьезной драматической нагрузки. Зато удивительно хорошо получился сам Моисей — не безликий возглашатель божественной воли, а живой человек, нечуждый и гневу, и веселью, и самому непосредственному состраданию — и оттого еще более величественный и убедительный в своем служении Единому Богу. Россини намеренно не нагружает партию Моисея колоратурами и даже вводит две другие партии подобные же партии — Аарона и Марии — поющих в просветленно-ораториальном стиле, тем самым отделяя "египтян" от "евреев": отделяя людей суетных и метущихся — от людей, обретших внутренний стержень в искренней вере и оттого говорящих на совсем другом языке. То же относится и к инструментовке, которая порой кажется излишне декоративной и "вертлявой", но в кульминационные моменты — такие как сцена с "гласом господним" в первом действии и сцена финальной молитвы — Россини всякий раз находит музыкальные приемы, соответствующие величию момента, и порой глубина музыки просто потрясает, еще раз доказывая, что Россини-композитор может быть не только мастером изящным развлечений, но и философом, и даже проповедником.
Лоуренс Альма-Тадема, "Смерть первенца фараона", 1872 Wikimedia Сommons / Public Domain |
И все-таки, Россини есть Россини, и потому опера получилось, пожалуй, слишком светлой — неоправданно светлой для избранного сюжета. Проблема усугубляется хроническим для Россини недостатком ярких конфликтов, отсутствием истинного антагониста, ибо колеблющийся фараон кажется скорее жертвой обстоятельств, а верховный жрец — лишь эпизодический персонаж без серьезной драматической нагрузки. Зато удивительно хорошо получился сам Моисей — не безликий возглашатель божественной воли, а живой человек, нечуждый и гневу, и веселью, и самому непосредственному состраданию — и оттого еще более величественный и убедительный в своем служении Единому Богу. Россини намеренно не нагружает партию Моисея колоратурами и даже вводит две другие партии подобные же партии — Аарона и Марии — поющих в просветленно-ораториальном стиле, тем самым отделяя "египтян" от "евреев": отделяя людей суетных и метущихся — от людей, обретших внутренний стержень в искренней вере и оттого говорящих на совсем другом языке. То же относится и к инструментовке, которая порой кажется излишне декоративной и "вертлявой", но в кульминационные моменты — такие как сцена с "гласом господним" в первом действии и сцена финальной молитвы — Россини всякий раз находит музыкальные приемы, соответствующие величию момента, и порой глубина музыки просто потрясает, еще раз доказывая, что Россини-композитор может быть не только мастером изящным развлечений, но и философом, и даже проповедником.
Еще одна отличительная особенность оперы — это обилие ансамблей.
Развернутые ансамбли в операх Россини не в диковинку, но в "Моисее"
их даже по россиниевским стандартам много — сольные номера в опере
практически отсутствуют. Увы, многие ансамбли не перестали быть
скроены по узнаваемым и легко предсказуемым схемам, а в плане
драматической организации массовых сцен "Моисей" даже в поздней
редакции заметно уступает операм Гофмана, Маршнера и Мейербера, но
все равно подобная открытость идет опере на пользу, придает действию
динамику и размах, еще более отдаляет от статичных традиций оперы
18-го века и приближает к временам "большой оперы", которые наступят
очень-очень скоро: "Немая из Портичи" Обера будет поставлена через
год после парижской премьеры "Моисея и фараона", и без влияния
Россини здесь снова не обошлось.
И.К.Айвазовский, "Переход евреев через Красное море", 1891 Wikimedia Сommons / Public Domain |
Исполнения:
(Moïse - Ildar Abdrazakov, Éliézer - Tomislav Muzek, Pharaon - Erwin Schrott, Aménophis - Giuseppe Filianoti, Aufide - Antonello Ceron, Osiride - Giorgio Giuseppini, Marie - Nino Surguladze, Anaï - Barbara Frittoli, Sinaïde - Sonia Ganassi - дир. Riccardo Muti, Teatro alla Scala, Милан, 2003)
★★★★☆
Рикардо Мути в спектакле "Моисея и фараона" 2003-го года намеренно
игнорирует новейшие достижения в области исполнения россиниевских
опер, исполняя Россини так, как его бы исполнили 40 лет назад, то
есть почти как Верди. Какую-нибудь "Бьянку и Фальеро" такая
трактовка сделала бы невыносимой, но "Моисей" — случай особенный, и
здесь подобная "романтизация" куда более уместна. Никакой
измельченности, сплошь крупные мазки и яркие краски — и хотя
некоторые лирические сцены в таком исполнении бледнеют, здесь они —
не главное. Зато ансамбли потрясают мощью и размахом, а уровень
пения приближается к добрым старым 1950-м.
Говоря о певцах, прежде всего стоит сказать немало добрых слов об
исполнении Абдразаковым партии Моисея, вполне соответствующем
титаническому масштабу персонажа. Это — полное попадание в образ,
как сценический, так и музыкальный. Здесь нет ни аморфного
благородства, ни неоправданной грозности: каждая нота спета
абсолютно искренне, гнев страшен, доброта трогательна, вера —
абсолютно искренна, а умение передать всю цельность и многогранность
личности вокальными средствами просто потрясает. Единственный мелкий
недочет — слегка "недотянутая" стретта в третьем действии, но это
вполне простительно — басам доводится петь стретты ой как нечасто.
Словно бы для контраста с Абдразаковым, Эрвин Шретт в партии Фараона
демонстрирует пример отличного вокалиста, тем не менее —
неспособного на подобное богатство красок: красивый голос, идеальное
попадание в мелодию, но — синдром "хронического благородства",
неспособность создать драматическое напряжение даже там где оно
необходимо. Впрочем, в небольших партиях такое вполне допустимо:
Томислав Музек (Аарон) и Нино Сиргуладзе (Мария) тоже демонстрируют
пение одной краской, но это — краска нужная и пришедшаяся как
никогда к месту. Не потрясает разнообразием вокала и тенор
Филианоти, но он поет громко, проникновенно и пафосно, с истинно
итальянским темпераментом, который нечасто услышишь у теноров в наши
дни. Барбаре Фриттоли недостает драматизма, она поет слишком мягко и
красиво, что не очень-то идет на пользу и без того не слишком
энергичной музыке оперы. А вот Соня Ганасси, похоже, просто не может
петь иначе как потрясающе: здесь она свободно перекрывает хор, а
каждая фраза осмысленна и совершенна в своей законченности. Увы,
самый слабый аспект этой записи — это постановка Луки Ронкони,
скучная, со старомодными, но удивительно незрелищными декорациями и
странными анахронизмами в символике, которые можно принять за намеки на параллели между египтянами и
католиками, что было бы смело, будь оно высказано в полный голос, а
так — лишь вызывает недоумение. Не порадовал и маразматический
балет, непонятно зачем повторяющий историю Моисея танцевальными
средствами — что, конечно же, вряд ли соответствует задумке Россини,
ведь танцы происходят в египетском храме. И все же, постановка
скорее бледная, чем дикая, и вряд ли отвлечет вас от музыкального
действа, которое как раз достойно самых искренних похвал.
Комментариев нет:
Отправить комментарий