★★★★★
Arrigo Boito, "Nerone"
Первая постановка: 1924, Милан
Продолжительность: 2ч 30м
Либретто на итальянском языке написано самим композитором
Римский император Нерон терзается муками совести, все больше
теряя самоконтроль, и этим пользуется шарлатан Симон Маг,
намереваясь сделать императора марионеткой в своих руках. Симон
Маг пытается использовать в своих целях и Фануэля, одного из
духовных лидеров римских христиан.
Арриго Бойто было не занимать и литературных, и музыкальных
талантов: он состоялся и как либреттист (автор либретто
"Отелло" и "Фальстафа" Верди) и как оперный композитор (его опера
"Мефистофель" до сих пор ставится достаточно часто). Тем
удивительней, насколько Бойто мало написал музыки. За исключением
уже упомянутого "Мефистофеля", нескольких кантат, оставшейся в
рукописи симфонии и уничтоженной в юности оперы "Геро и Леандр",
Бойто принадлежит только еще одна опера, "Нерон", над которой он
работал с перерывами более сорока лет, и которая так и осталась
неоконченной к моменту его смерти. В поздние годы Бойто не мешали
творить ни нехватка известности (после успешной премьеры второй
редакции "Мефистофеля" он был всемирно знаменит), ни отсутствие
удачного либретто (уж кто-кто, а Бойто, с его уникальными
способностями композитора-либреттиста, казалось бы мог написать
сколько угодно удачных опер). Вот уж воистину, далеко позади
остались времена Йомелли и Галуппи, когда в числе творений каждого
композитора значился внушительный список из сотни с лишком опер.
Настали времена болезненного перфекционизма, оголенных нервов и
душевного раздрая. Зато операм этой эпохи присуща совершенно
особенная эмоциональная взвинченность, которая уже и сама по себе
дорогого стоит.
"Нерон" Бойто — это очень мрачный взгляд на Римскую империю, просто
до необъективности мрачный: жадные до развлечений толпы, лишенные
своей воли слепые исполнители императорских прихотей, общее ощущение
утраты всяческих устоев и ориентиров. Классический Рим здесь лишь
призрак, тень былой гармонии, и эта гармония проблескивает лишь
иногда, чтобы составить контраст с царящим вокруг ужасом: звучащая
вдали песня пастуха, короткий монолог весталки, блеск солнца на
шлемах легионеров. Все остальное погружено во мрак. Не верится, что
славная эпоха Траяна, Адриана и Марка Аврелия еще впереди. Античная
цивилизация — такая, какой она изображена в опере — может только
погибнуть, уступив место христианской. Демонизируя язычников и
подчеркивая достоинства христиан, Бойто добивается яркого
драматического эффекта, резкости контрастов, но вместе с тем опера
выглядит в значительно большей степени христианской "агиткой", чем
другие произведения про христианских мучеников — такие, как
"Теодора" Генделя или "Полиевкт" Доницетти. Когда слушаешь "Нерона"
Бойто, на ум поневоле приходят советские фильмы 1920-х годов о
героях революции: примерно такой же пафос, гротескное шаржирование
отрицательных героев и экспрессионистская взвинченность. Но, пусть и
тенденциозный, подход Бойто на редкость художественно убедителен и,
если брать более крупный исторический масштаб, все-таки правдив:
именно за счет этих подчеркнутых контрастов Бойто как никому другому
удалось показать христианство как новую гармонию, которая приходит,
чтобы сменить вдребезги разбитую гармонию античности.
Еще одна важная тема оперы — это противостояние истинной религии и
ложной, противостояние искренней веры Фануэля невнятному мистицизму
Симона Мага. Помимо всего прочего, эта тема дает психологический
ключик к характеру Нерона, который позволяет очеловечить печально
знаменитого римского императора, заставить зрителя ему
сочувствовать. Нерон, по Бойто — натура совершенно искренне ищущая,
но, не найдя внятного идеала и разочаровавшись в лжепророках вроде
Симона Мага, он, совершенно по Достоевскому, решает что "если бога
нет, значит все дозволено", и все больше становится жертвой
собственного безумия. Бойто остается верен себе, поставив в центре
своей оперы персонажа умного и циничного, остро чувствующего любую
фальшь, но начисто лишенного веры и интуитивного понятия о добре. В
этом Нерон сродни заглавному герою из самой знаменитой оперы Бойто,
"Мефистофель", и снова у Бойто центральный персонаж склонен к злой,
демонической иронии, вот только Нерон — это отчасти еще и Фауст, он
так же склонен искать истинный идеал, как и высмеивать ложный. Этот
титанический, мятущийся, злой и разочарованный герой был
психологически очень близок людям начала 20-го века, а в фигуре
Симона Мага можно усмотреть еще и сатиру на модное в ту эпоху
увлечение различными мистическими культами вроде теософии и
антропософии. Бойто склонен сочувствовать Нерону, и как тут не
разглядеть вполне осознанное предупреждение композитора тем из своих
современников, которым увлечение мистической мишурой заслонило свет
истинной веры, привело к полному размытию этических норм, да и
вообще представлений о добре и зле.
Стилистически "Нерон" находится где-то между "Отелло" и
"Мефистофелем": для этой оперы характерна эмоциональная
взвинченность, "мефистофелевская" жестокая ирония и склонность к
резким драматическим эффектам. Пожалуй, это все-таки веризм, но
очень особенный — куда более лаконичный, сухой и резкий, чем то, что
мы привыкли слышать у Пуччини и Масканьи. Так, продолжая традиции
позднего Верди, Бойто оказывается верен духу времени и неожиданно
близок господствовавшей в 1920-е эстетике экспрессионизма, и потому
в момент премьеры, когда Бойто уже не было в живых, его неоконченная
опера, писавшаяся многие годы, показалась очень современной и была
встречена с восторгом. "Нерон" Бойто после премьеры ставился
достаточно часто и даже был поставлен при открытии Римской оперы
после перестройки в 1928-м году. Что же касается нынешнего забвения
этой оперы, тут, видимо, сказался ее христианско-агитационный
характер и явная нехватка мелодий. Удачные мелодии в опере все-таки
есть, но почти исключительно принадлежат христианам, в то время как
язычники изъясняются в основном криками и драматическими возгласами.
Может быть кого-то это и отпугнет, но это, в конце концов, типично
для 20-го века, зато в последней опере Бойто есть динамика, есть
характеры, есть краски, есть масштаб, есть развернутые, интересно
построенные сцены, есть ощущение эпохи. Одним словом, это
нетривиальная, интересная, запоминающая опера, которая способна
превратиться в нечто и вовсе незабываемое при наличии сильных
певческо-актерских работ и масштабной постановки.
Что же касается "неоконченности" оперы, то она весьма условна и вряд
ли сильно повлияет на общее впечатление. Да, Бойто не успел написать
последнее действие, но даже и в нынешнем неоконченном виде опера
идет более двух с половиной часов чистого времени, что по оперным
меркам вполне прилично. Конечно, истории психологической эволюции
центрального персонажа оперы — Нерона — не хватает некоей яркой
завершающей точки, но Нерону и без того в опере уделено немало
внимания, и на глазах зрителя этот персонаж и без того успел
"наэволюционироваться" вдоволь, так что можно без труда понять, что
же с ним будет дальше. Нынешняя же концовка — трагический, негромкий
и грустный дуэт Рубрии и Фануэля — ничуть не менее ярок, вдобавок,
то, что опера кончается именно так, ставит ее финал в один ряд с подобными
же просветленно-трагическими концовками "Травиаты", "Дон Карлоса" и
"Манон Леско", и нельзя сказать, чтобы это была плохая компания.
|
Филиппино Липпи, "Диспут святых Петра и Павла с Симоном Магом", фреска в капелле Бранкаччи церкви Санта-Мария-дель-Кармине во Флоренции, 1482
Wikimedia Сommons / Public Domain |
Исполнения:
(Nero - Krunoslav Cigoj, Simon Mago - Franjo Petrušanec, Fanuel - David McShane, Asteria - Veneta
Janeva-Iveljić, Rubria - Zlatomira Nikolova - дир. Nikša Bareza,
пост. Petar Selem, хореогр. Miljenko Štambuk, Split Peristil,
Сплит, 1989)
★★★★☆
Не иначе как римская тематика привела к постановке "Нерона" на
фестивале в хорватском городе Сплите, в перистиле дворца римского
императора Диоклетиана. Впрочем, если расчет был на то, что
настоящие древнеримские стены и колонны удачно заменят декорации, то
этот расчет не оправдался: все-таки опера Бойто предполагает куда
более разнообразные и роскошные декорации, и живописных костюмов и
даже неплохо поставленных балетных номеров явно недостаточно, чтобы
постановка производила впечатление. Зато с пением в этом спектакле
ну просто очень неплохо: хорватская опера держит марку, и продолжает
приятно удивлять уже далеко не первый спектакль. Все пять основных
партий — и, замечу, очень непростых партий — исполнены очень
достойно. Пожалуй, послабее остальных только Венета Янева-Ивейлич,
она слишком уж пережимает с мелодраматизмом, но зато в понимании
специфики веристской оперы ей не откажешь. Тенор Крунослав Цигой
очень убедителен в партии Нерона, ему хватает и темперамента, и
мощи, и полетности голоса, а окончательно подкупает умение
переключаться на по-козлиному резкий "характерный" тембр, что при
исполнении подобного исполненного ехидства персонажа просто
незаменимо. Просто прекрасно поет американский лирический баритон
Дэвид Макшейн с его красивым, звонким, словно волной льющимся
голосом, который при необходимости может звучать и агрессивно, и
мрачно. Словно бы приветом из старых добрых 1950-х выглядит второй
баритон, Франйо Петрушанец, чей голос, правда, кажется слегка
истертым, но зато очень убедительно, в лучших веристских традициях,
раскатист и при случае легко взлетает вверх. Явно украсила спектакль
и меццо-сопрано Златомира Николова, которой, правда, куда лучше
удаются медленные распевные эпизоды, в которых она может сполна
продемонстрировать на редкость красивый — глубокий и густой — тембр
голоса. Удивительно, но этот спектакль производит куда более сильное
впечатление, чем итальянская запись "Нерона" 50-х годов с участием
Джанджакомо Гуэльфи. Здесь и энергетическая накачка сильнее, и
драматические эффекты срежиссированы так, что то и дело вздрагиваешь
от резкости переходов, как в хорошем триллере. Надо было хорватам с
такими спектаклями переехать через Адриатическое море и
погастролировать по Италии. Глядишь, может быть и привили бы
современным итальянцам вкус к исполнению редких опер веристской
эпохи.