★★★★★
Heinrich Marschner, "Der Templer und die Jüdin"
Первая постановка: 1829, Лейпциг
Продолжительность: 2ч
Либретто на немецком языке, Вильгельм Август Вольбрюк по роману Вальтера Скотта "Айвенго" (1819)
 |
| Иллюстрация к английскому изданию "Айвенго" 1905-го года Wikimedia Сommons / No restrictions |
Если уж кто из полузабытых композиторов 19-го века и способен преподнести сюрпризы, так это — Генрих Август Маршнер, чья лучшая опера, "Ганс Гейлинг", мало чем уступит любой из опер раннего Вагнера. Ничуть не менее интересна и опера "Храмовник и еврейка", произведение более чем незаурядное и прямо-таки революционное, предвосхитившее развитие жанра на многие годы вперед.
Начиная с 1820-х годов, концепция оперы как изящного
развлечения медленно и постепенно отходит в прошлое. Опера становится все более
громкой, энергичной и милитаризованной. Античные сюжеты сменяют
средневековые, а колоратурные арии вытесняют более простые вокальные
номера, зачастую стилизованные под народные песни и баллады.
Немецкая романтическая опера усилиями Гофмана, Шпора и Вебера в этом
движении к модернизации шла значительно впереди итальянской, но
чтобы завоевать мир, ей не хватало грандиозности, истинного
масштаба: даже две лучшие оперы Маршнера, "Вампир" и "Ганс Гейлинг",
довольно-таки камерны по своему подходу, они не переводят на музыку
язык истории и не превращают сцену в поле битвы идей и наций. Тем не
менее, время новой "большой оперы" постепенно наступало. Это чувствуется уже в таких операх, как "Моисей", "Дева озера" и "Магомет II" Россини, в "Эврианте" Вебера, в "Крестоносце в Египте"
Мейербера, наконец, в "Немой из Портичи" Обера, которая считается первой "большой оперой" и была поставлена за год до "Храмовника и еврейки". Сочинение Маршнера, безусловно, стоит в том же ряду, тем более что оно написано по сюжету знаменитого "Айвенго", и порывает с наследием оперного прошлого куда радикальней, чем сочинения Россини и раннего Мейербера.
Маршнер и его либреттист
Вольбрюк отнеслись к роману Вальтера Скотта достаточно бережно — уж куда бережней,
чем в пресловутом пастиччо на музыку Россини, в котором даже еврейка
Ребекка заменена на арабку Лейлу! Пожалуй, в своем стремлении
запихнуть в чуть более чем двухчасовую оперу все действие романа
создатели даже перегнули палку: действие дробится на отдельные
эпизоды, декорации приходится менять чуть ли не каждые пять минут, а
до главных героев дело доходит лишь к 30-й (!) минуте оперы. Зато в
средневековом антураже нет ни малейшего недостатка, не в последнюю
очередь — как раз за счет колоритно прописанных второстепенных
персонажей вроде шута Вамбы и монаха-выпивохи брата Тука (да-да, и
он тут есть, и даже сам Робин Гуд пару раз появляется!). Для пущей
средневековости, многие арии стилизованы под народные песни, но
Маршнеру прекрасно удается не обеднять музыку, усилив нагрузку на
оркестр: красочная, энергичная и изобретательная, чисто
романтическая инструментовка "Храмовника и еврейки" вряд ли кого
оставит равнодушным. Ну а по количеству хоров, битв, маршей и
торжественных шествий эта опера поспорит с любыми "Гугенотами",
"Ломбардцами" или "Набукко", не говоря уже о том что все эти оперы
были позже и бессовестно заимствовали многие находки Маршнера; но
то, что в более поздних операх воспринимается как заезженный штамп,
у Маршнера выглядит свежо и ново. К примеру, кочующий у Верди из
оперы в оперу "хор разбойников" обычно решен прямолинейно-мелодично, без
особой фантазии, и является лишь бледным отголоском подобной же
сцены у Маршнера, колоритной, забавной и яркой. А сцена боя в финале
первого акта "Храмовника и еврейки" написана настолько энергично,
что — редкий случай! — можно и впрямь почувствовать себя в гуще
военных действий.
Но все это бледнеет по сравнению с финалом второго акта — длинной,
сложно построенной, титанического размаха сценой суда. Здесь — и
снова чуть ли не впервые в истории — в опере звучит тема церкви как
грозной, давящей и калечащей людские судьбы силы, а грандиозные
фугированные хоры нагоняют самую настоящую жуть, контрастно оттеняя
мольбы невинно осужденной героини. Эта сцена — прямой предшественник
подобных же эпизодов "Еврейки", "Гугенотов" и "Дон Карлоса", и у
Маршнера она получилась ничуть не слабее.
 |
| Юлиус Пеллегрини и Вильгельмина Хассельт-Барт в сцене из оперы "Храмовник и еврейка" Wikimedia Сommons / Public Domain |
И тут мы подходим к самому главному. Сократив сюжет романа, Маршнер
обнажает его архетипическое ядро, превращает "Айвенго" в
эсхатологическую христианскую притчу, в которой тамплиеры — символ
антихристовой церкви, а король — это грядущий, в библейском смысле,
царь, Айвенго же выступает в роли идеального рыцаря, этакого
карающего ангела, лишенного человеческих привязанностей посланца
грядущего царства. Сложно сказать, имел ли в виду такие параллели
сам Вальтер Скотт, но для опер Маршнера мистицизм и философская
символика — обычное дело, и вряд ли автору "Ганса Гейлинга" было
интересно писать историческую оперу без очевидно подразумеваемого
второго дна. Здесь надо добавить также, что опера была поставлена в
протестантском Лейпциге, в котором, судя по всему, цензура не слишком свирепствовала — и потому,
опять же впервые, создатели оперы могли позволить себе немало вольностей в обращении
с религиозными и околорелигиозными темами. Попробуйте найти в
какой-нибудь другой опере того же времени злодеев, поющих
религиозные песнопения на латыни, или монахов-выпивох, у вас это
вряд ли удастся — в католических странах цензура подобного не пропускала, что,
кстати, возможно и повлияло на недостаточную известность оперы при
жизни композитора.
Но увлечение масштабом, историзмом и философскими аллегориями вовсе
не означает, что Маршнер отказался от психологической проработки
персонажей. Вовсе нет, более того, здесь мы найдем типично
маршнеровскую партию для лирико-драматического баритона, причем
герой (Буагильбер) показан в сложном психологическом развитии и
далек от прямолинейных штампов оперного "злодея". Отличие
"Храмовника и еврейки" от "Ганса Гейлинга" — в том, что здесь герои
являются частью одной огромной исторической фрески, и их личная
драма становится частью общего гигантского полотна — подход,
примененный Маршнером возможно впервые, и позже отличавший лучшие
творения Мейербера, Верди и Мусоргского.
 |
| Иоганнес Гертс (1855–1921), "Айвенго" Wikimedia Сommons / Public Domain |
Исполнения:
(Robert Malone (Буагильбер, баритон), Wakoh
Shimada (Ребекка, сопрано), John Pickering (Айвенго, тенор), Jan-Hendrik Rootering (Бомануар, бас), Horst Emmanuel (Брат Тук, бас), Richard
Panzner (Вамба, тенор) — Anton Marik, 1981, запись со спектакля
Билефильдской оперы, House of Opera CD7221)
★★★★☆
"Храмовник и еврейка" — произведение знаковое и без
всяких преувеличений рубежное, и тем более удивительно, что в наши
дни опера практически не исполняется. Чуть ли не единственная запись
оперы — любительская, с помехами и обрывами, аудиокассетная запись
со спектакля оперного театра в Билефельде, знаменитого своими
постановками редких опер. Но запись, надо признать, неплохая: не
располагая высоким бюджетом и пользуясь услугами малоизвестных
певцов со всего света, Билефельдская опера тем не менее сумела
обеспечить вполне приемлемый уровень исполнения. Самый приметный
персонаж этой записи — тогда еще совсем молодой бас Ян-Хендрик
Рутеринг, щеголяющий мощью голоса в партии Бомануара. Это
единственный из участников записи, чью певческую карьеру можно
признать состоявшейся, но это не значит, что все остальные поют
плохо. Баритон Мэлоун, несмотря на специфический звонкий тембр
и иногда случающиеся сбои, хорошо владеет голосом и явно
знает, как петь немецких романтиков. Сопрано Шимада с ее
"сазерлендовским" темного окраса голосом и величественной манерой
пения кажется чуть устаревшей для 80-х, она поет излишне
"итальянисто", но с партией вполне справляется. Тенор Пикеринг также
не вызывает нареканий: его красивый, несколько отстраненный голос
очень удачно подходит для "лоэнгринистой" партии идеального рыцаря,
каковым предстает в этой опере Айвенго. Ну а уровень помех в записи
все же не настолько велик, чтобы не быть в состоянии оценить оперу
по достоинству, тем более что этот ранний и необыкновенно яркий
образец исторического романтизма в опере конечно же
заслуживает куда большей известности.
