★★★★★
Giacomo Meyerbeer, "Robert le diable"
Первая постановка: 1831, Париж
Продолжительность: 3ч 20м
Либретто на французском языке, Эжен Скриб и Жермен Делавинь
 |
| Сцена из оперы "Роберт-Дьявол", постановка 1841 года Wikimedia Сommons / Public Domain |
Нормандский герцог Роберт прозван "Дьяволом", ибо поговаривают,
что он проклят с рождения, и был зачат своей матерью от злого
духа. Роберт собирается просить руки сицилийской принцессы
Изабеллы, и суеверные люди считают, что это вряд ли доведет до
добра.
"Роберт-Дьявол" — первая из опер Джакомо Мейербера, написанных специально для Парижа, и
одна из первых значительных французских "больших опер". Мейербер,
родившийся в Германии и получивший признание как оперный композитор
в Италии, сплавил в этой опере влияния раннего немецкого романтизма
(Шпор, Вебер и Маршнер), итальянской оперы эпохи Россини и нарождавшейся
французской "большой оперы", создав одну из знаковых опер,
знаменовавших наступление эпохи романтизма на мировой оперной сцене.
"Роберт-Дьявол" должен бы ставиться в современных театрах куда чаще.
И не только потому, что это прекрасная опера, но еще и потому, что
она совершенно ни на что не похожа, представляет собой уникальное
явление в оперном жанре. Опер про сверхъестественное вообще очень
мало (прям-таки чертовски мало, вот уж извините за каламбур!), а
"Роберт-Дьявол" выделяется даже среди них. В немецких
темноромантических операх главный герой — скорее склонный к мрачной рефлексии одиночка, а не
харизматичный, деятельный и вспыльчивый персонаж приключенческого
романа. А вот Роберт-Дьявол у Мейербера на удивление
"д'артаньянист", это герой не Байрона, а скорей Дюма,
романтически-приключенческий типаж, контуры которого в опере начали
намечаться всего за несколько лет до премьеры "Роберта-Дьявола" —
вместе с "Пиратом" Беллини, "Фра Дьяволо" Обера и "Агнесой фон
Гогенштауфен" Спонтини. Эта горячность, этот нехарактерный для
немецкой раннеромантической оперы взрывной темперамент, плюс к тому — по-готичному
чуть наивные и резковатые, но очень действенные музыкальные "ужасы"
и простой, наивный религиозный морализм, так отличный от сложных
символистских построений Вагнера — все это делает "Роберта-Дьявола"
прямо-таки идеальным воплощением средневекового рыцарского романа на
оперной сцене.
 |
| Женни Линд в партии Алисы в сцене из оперы "Роберт-Дьявол", литография 1847 года Wikimedia Сommons / Public Domain |
19-й век вообще довольно рационалистичен. К примеру, Россини честно
признавался, что ненавидит фантастику, у Доницетти и Верди она
появляется крайне редко, то же касается и Эжена Скриба, крупнейшего французского либреттиста той эпохи, знаменитого
драматурга и одного из либреттистов "Роберта-Дьявола". Джакомо
Мейербер в своем более позднем творчестве также отошел от фантастики
в сторону исторического эпоса, и возвращается к фантастике разве что
в "Диноре". В результате "Роберт-Дьявол" так и остался одним из тех
редких случаев, когда опера действительно духовно близка современным
жанрам триллера и хоррора. К примеру, первое действие — вполне
колоритная жанровая сценка про то, как бахвалятся и веселятся рыцари
в военном лагере, но вот песня барда Рамбальда вносит в эту картину
ощущение тревоги и страха, которое к концу действия лишь нарастает,
переходя и в вовсе инфернальные нотки отчаянья и рока в сцене игры в
кости, где жанровый фон только усиливает чувство достоверности
происходящего. Сходные приемы мы видим в этой опере повсюду: чего
стоит демонический, словно обрушивающийся на слушателя хор в руинах
аббатства, или тревожная и жутковатая сцена, когда весь дворец
засыпает под действием магии! Но, пожалуй, еще интересней дуэт Алисы
и Бертрама: здесь перед нами классическая сцена из современного
триллера — несчастная жертва оказывается полностью предоставлена
воле персонажа, одержимого злом. Уже одна эта яркая речитативная
сцена ясно показывает, насколько создатели "Роберта-Дьявола"
опередили свое время по части манипулирования человеческими
эмоциями.
Уникален "Роберт-Дьявол" еще и по музыкальной стилистике. Здесь как
нигде ощутим перелом эпох, когда прихотливое второе рококо времен Россини
сменяется на прямолинейный и агрессивный пафос романтизма.
"Роберт-Дьявол" стоит ровно на этой грани, он куда более эклектичен,
чем более поздние оперы Мейербера, но это как раз тот случай, когда
слом эпох обогащает музыкальный язык, позволяя свободно и осмысленно
использовать приемы из арсенала и новой и старой эпохи для
достижения требуемого художественного эффекта. И Мейербер делает это
мастерски. Народные сцены написано просто, напористо и энергично,
они по-настоящему правдивы и безыскусны, а сложные, изломанные и
скоростные пассажи в россиниевском духе служат для подчеркивания
обуревающих героев эмоций. Получается убедительно, ярко и
разнообразно. Особенно необычной и жуткой получилась сцена Бертрама
в третьем действии, в которой рокочущие басовые колоратуры словно бы
олицетворяют ненависть этого персонажа ко всему сущему. Очень
драматически эффектная и, опять же, абсолютно уникальная по музыке
сцена, которая могла быть написана только на стилистическом "сломе
эпох".
Ну и последнее. "Роберт-Дьявол" — это, пожалуй, наиболее чистое
воплощение такого редкого стиля, как оперная готика. Если другие
оперы, использовавшие "готические" мотивы, клонились то в
сентиментализм ("Ганс Гейлинг"), то в фольклорность ("Вольный
стрелок"), то в лирику ("Фауст"), то в карнавальную эксцентрику
("Сказки Гофмана"), то "Роберт-Дьявол" — это чистой воды готика,
темпераментная, порывистая, экзальтированная, насквозь пронизанная
религиозными мотивами. Одинокий готический храм "Роберта-Дьявола"
продолжает выситься на просторах оперной вселенной, позабытый, но
оттого не менее величественный. Будем же надеяться, что он будет
привлекать внимание все чаще и чаще.
 |
| Шарль Камбон, эскиз декораций к 1-му действию "Роберта-Дьявола", 1831 Wikimedia Сommons / Public Domain |
Исполнения:
(Robert - Rockwell Blake, Alice -
Michèle Lagrange, Isabelle - June Anderson, Bertram - Samuel
Ramey, Raimbaut - Walter Donati - дир. Thomas Fulton, пост. Petrica
Ionesco, L'Opéra National de Paris, 1985, Encore DVD 2006)
★★★☆☆
К сожалению, спектакль Парижской оперы 1985-го года удачным
исполнением этой оперы назвать нельзя, даже несмотря на гениальное
пение Джун Андерсон, чья Изабелла просто пронзительно светла и
исполнена какой-то высшей, небесной одержимости и силы. А вот с
другим, негативным полюсом все куда менее однозначно. Да, Сэм Рейми
впечатляет и диапазоном, и техническим мастерством, но в этом
спектакле он слишком уж одержим желанием проиллюстрировать каждую
мельчайшую перемену настроения своего персонажа, отчего и образ
Бертрама дробится, лишается зловещей ауры. Бертрам у Рейми не
однозначно зол, он сомневается, колеблется, предчувствует свою
гибель, порой он совершенно искренне сочувствует людям — но хотя
такая трактовка отчасти и оправдана сюжетно, она сбивает на нет
ощущение триллера и уничтожает средневековую черно-белую притчевость
оперы, мало что привнося взамен. Удивительно, но Рейми в этом
спектакле подвела его собственная универсальность: будь на его месте
какой-нибудь бас с куда более ограниченным техническим диапазоном,
но мощным, зловеще звучащим голосом — впечатление могло бы быть куда
сильнее. Что же касается главного героя оперы, то россиниевский
тенор Роквелл Блейк никогда не отличался красотой и силой голоса, а
его умение петь колоратуры и брать верхние ноты вряд ли это
компенсирует. Роберт-Дьявол в этой записи довольно жалок, он кажется
слабой игрушкой в руках демонических сил, а попытки Блейка через
интонации и актерскую игру усилить ощущение демонизма своего
персонажа только еще больше раздражают. Добавляет раздражения и
постановка: она ну просто до неадекватности мрачная, и начисто
убивает всю игру на контрастах между светом и тенью, на которой
построены первые два действия оперы. Такой подход куда естественней
ближе к концу, когда колорит действительно мрачнеет, но погружать
целиком все действие во тьму и наряжать всех без исключения героев в
мрачные сюрреалистические костюмы не соответствует ни музыке, ни
либретто. В результате в этом спектакле оказывается слишком уж много
нестандартного и спорного, так что он вряд ли является шагом вперед
по сравнению с отличной аудиозаписью с участием Христова, Скотто и
Мериги, а видеоряд скорее мешает, а не помогает воспринимать оперу,
так что возникает жгучее желание закрыть глаза и сосредоточиться на
музыке.
