★★★★☆
Giovanni Pergolesi, "La Salustia"
Giovanni Pergolesi, "La Salustia"
Первая постановка: 1732, Неаполь
Продолжительность: 2ч 45м
Либретто на итальянском языке, неизвестный автор (возможно — Себастьяно Морелли) по мотивам либретто Апостоло Дзено "Александр Север" (1716)
Юлия Мамея, мать и соправительница юного римского императора
Александра Севера, невзлюбила его супругу Саллюстию, чем вызвала
гнев ее отца Марциана.
Перголези умер совсем молодым, в 26 лет, но и его оперы начали
ставиться, когда композитор был еще очень молод: "Саллюстия" — это вторая опера Перголези, и она появилась на сцене, когда ему только
исполнилось 22 года. Представитель нового поколения оперных
композиторов, Перголези был где-то на 25 лет моложе Вивальди, Винчи,
Генделя, Порпоры и младшего (Доменико) Скарлатти. Успех его
"Служанки-госпожи" немало поспособствовал упадку моды на традиционную оперу-сериа и
возвращению в оперу жанрового элемента. Но первая опера Перголези,
"Саллюстия", еще блюдет конвенции классической оперы-сериа
достаточно строго. Впрочем, уже она кажется какой-то другой, чем то,
что мы привыкли слышать от композиторов эпохи высокого барокко.
Перголези в этом немало помогло либретто, которое по меркам барочной
оперы достаточно исторично, и, что еще важнее, обошлось без
штампованных персонажей, знакомых по тысячам других опер той же
эпохи: всех этих галантных рыцарей, вяловато-вельможных государей и
чувствительных дам, способных часами рассказывать про собственные
любовные страдания. По конфликтам опера получилась вполне жанровой,
а ее персонажи — понятны любому человеку, а не взяты из какого-то
вымышленного идеального мира: выяснение отношений между женой и
свекровью — куда уж жизненней!
Неаполитанские страсти, которые кипят в семействе императора Александра Севера, Перголези очень даже впечатляюще проиллюстрировал ничуть не менее кипучей музыкой. В опере господствуют быстрые темпы, а ритмика явно преобладает над мелодией. Оркестровая партия отрывиста, взбаламученна, резка. Внимание слушателя немедленно перетягивает на себя взбесившаяся "ритм-секция" в составе ну совсем по-ударному звучащего клавесина, контрабасов и гиперактивных скрипок. В этом, по сути, и состоит основная проблема оперы, так как ведущему мелодию вокалисту очень сложно пробиться к слушателю через все эти оркестровые спазмы. Тут надо бы орать и хрипеть, как Лемми или Брайан Джонсон, а оперному певцу с его чистым голосом неизбежно приходится туго. Рокенрольный темперамент Перголези, конечно же, впечатляет (даже трубу Перголези заставляет порой выделывать такие извилистые трели, что она вполне могла бы сойти за ударный инструмент!), но с обрисовкой характеров персонажей в этой опере очевидные проблемы, так как слушать певцов куда менее интересно, чем оркестр. К этому добавляется и такая хроническая болезнь оперы-сериа, как переизбыток статичных арий и затянутые речитативные сцены, на которые приходятся все самые драматичные моменты, в то время как арии передают лишь размышления героев и их психологическое состояние. Но и здесь веяния нового времени очень даже чувствуются: финал второго действия представляет собой развернутый ансамбль, в котором страдания главной героини противопоставлены взволнованным возгласам остальных персонажей, а мелодический взлет, плавно вырастающий из общего волнения, предрекает подобные же взлеты в ансамблях времен Доницетти и Верди. Но и этот, самый эффектный эпизод оперы кажется излишне затянутым, равно как и многие из арий: необоснованные повторы нередко губят то позитивное впечатление, которое создано яркой и темпераментной музыкой. Ну а из арий больше всего, пожалуй, запоминается грустная ария Саллюстии в финале первого действия: здесь оркестр звучит не так навязчиво, и во взволнованной и скорбной музыке уже чувствуется будущий автор знаменитой Stabat Mater. В целом же "Саллюстия" небезынтересна и уж точно нестандартна, хотя конвенции традиционной оперы-сериа и чисто юношеский переизбыток темперамента не позволили опере стать по-настоящему значительным событием.
Неаполитанские страсти, которые кипят в семействе императора Александра Севера, Перголези очень даже впечатляюще проиллюстрировал ничуть не менее кипучей музыкой. В опере господствуют быстрые темпы, а ритмика явно преобладает над мелодией. Оркестровая партия отрывиста, взбаламученна, резка. Внимание слушателя немедленно перетягивает на себя взбесившаяся "ритм-секция" в составе ну совсем по-ударному звучащего клавесина, контрабасов и гиперактивных скрипок. В этом, по сути, и состоит основная проблема оперы, так как ведущему мелодию вокалисту очень сложно пробиться к слушателю через все эти оркестровые спазмы. Тут надо бы орать и хрипеть, как Лемми или Брайан Джонсон, а оперному певцу с его чистым голосом неизбежно приходится туго. Рокенрольный темперамент Перголези, конечно же, впечатляет (даже трубу Перголези заставляет порой выделывать такие извилистые трели, что она вполне могла бы сойти за ударный инструмент!), но с обрисовкой характеров персонажей в этой опере очевидные проблемы, так как слушать певцов куда менее интересно, чем оркестр. К этому добавляется и такая хроническая болезнь оперы-сериа, как переизбыток статичных арий и затянутые речитативные сцены, на которые приходятся все самые драматичные моменты, в то время как арии передают лишь размышления героев и их психологическое состояние. Но и здесь веяния нового времени очень даже чувствуются: финал второго действия представляет собой развернутый ансамбль, в котором страдания главной героини противопоставлены взволнованным возгласам остальных персонажей, а мелодический взлет, плавно вырастающий из общего волнения, предрекает подобные же взлеты в ансамблях времен Доницетти и Верди. Но и этот, самый эффектный эпизод оперы кажется излишне затянутым, равно как и многие из арий: необоснованные повторы нередко губят то позитивное впечатление, которое создано яркой и темпераментной музыкой. Ну а из арий больше всего, пожалуй, запоминается грустная ария Саллюстии в финале первого действия: здесь оркестр звучит не так навязчиво, и во взволнованной и скорбной музыке уже чувствуется будущий автор знаменитой Stabat Mater. В целом же "Саллюстия" небезынтересна и уж точно нестандартна, хотя конвенции традиционной оперы-сериа и чисто юношеский переизбыток темперамента не позволили опере стать по-настоящему значительным событием.
 |
| Карикатура Антонио Марии Дзанетти на Николо Гримальди и Лючию Факкинелли, исполнителей главных партий на премьере "Саллюстии" Wikimedia Сommons / Public Domain |
Исполнения:
(Maria Ercolano (Salustia), José Maria Lo
Monaco (Alessandro), Marina De Liso (Marziano), Raffaella Milanesi
(Giulia), Cyril Auvity (Claudio), Valentina Varriale (Albina) -
дир. Antonio Florio, La Cappella della Pieta de'Turchini, Opera
National Montpellier, Монпелье, 2008, пост. Jean-Paul Scarpitta)
★★★★☆
Фестиваль в Монпелье частенько радует нас исполнениями редких опер
самых разных эпох, и на сей раз настала очередь барокко: в Монпелье
высадился "десант" специалистов по неаполитанскому барокко во главе
с Антонио Флорио. Оркестр под управлением Флорио тут темпераментен
как никогда, особенно впечатляет до забойности агрессивный клавесин.
Кстати, интересно, что в более поздней записи той же "Саллюстии"
(под управлением Коррадо Ровариса) клавесин куда менее заметен —
впрочем, агрессивность музыки не особенно снизилась, просто основная
нагрузка перешла на скрипки, а звучание оркестра стало менее
красочным. Так что как-то не хочется упрекать выдающегося знатока
неаполитанского барокко Антонио Флорио в неаутентичности, тем более
что "выпяченный" клавесин реконструирован по сохранившемуся образцу
1697-го года и вряд ли звучит как-то неправильно. Но при таком
богатстве и яркости звучания оркестра певцы бледнеют, отходят на
второй план. Только Марии Эрколано с ее удивительным трепещущим
голосом удалось по-настоящему перетянуть на себя внимание, перекрыть
оркестровую партию не столько по силе звука, сколько по внутреннему
напряжению и богатству красок. Остальным участникам спектакля явно
не хватило вот этого "драйва", который бы оказался под стать бешеной
энергетике оркестровой партии. Тут не помогает ни
однообразно-агрессивное звучание голоса, как у Марины Де Лисо, ни
красота тембра, как у Жозе Марии Ло Монако, ни искренность
интонаций, как у Валентины Вирриале, ни металлический тембр и
выразительные окончания фраз, как у Рафаэлы Миланези. Вот такая вот
странная опера: кроме как на "разрыв аорты" (вернее — голосовых
связок!) не споешь. В несколько более выигрышным положении
оказывается тенор Сирил Овити. Во-первых, он — единственный мужчина
среди задействованных в спектакле певцов. Во-вторых, он не страдает
проблемами с дыханием, как большинство других участников спектакля,
и даже несмотря на заметную узость диапазона, оказывается в своей
партии вполне убедителен. Ну а Эрколано вновь подтверждает репутацию
основной козырной карты спектаклей Флорио: уже одно участие этой
певицы — достаточный повод, чтобы посмотреть весь спектакль. Что же
касается постановки, то она, по крайней мере, придает происходящему
требуемый по сюжету древнеримский колорит, хотя бедность декораций и
маловразумительные режиссерские задумки порой порядком раздражают.
Да, исполнение получилось неровным, но виноват тут скорее Перголези
и его юношеский максимализм, а вовсе не Флорио и не задействованные
в спектакле певцы, ну а Флорио и его неаполитанскую команду как
всегда интересно послушать, пусть даже этот спектакль и не получился
настолько удачным, как "Алидоро" Лео под управлением того же Флорио.
